38. Вербальные, литеральные и безымянные контракты

Вербальные и литеральные контракты имеют общие признаки. Во-первых, они являются формальными договорами — без соблюдения предписанной формы договор не имеет силы. В связи с этим для прекращения обязательств из стипуляции реального исполнения было недостаточно, а требовалось совершение обратного торжественного акта — акцептиляции. Во-вторых, эти контракты относятся к числу строго односторонних, при их заключении возникает только одно обязательство. И, в-третьих, они являются абстрактными договорами, цель (causa) не входит в содержание такого договора, поэтому они могут заключаться с самыми различными целями.

Вербальные контракты вступали в силу с момента произнесения слов. К этой группе относятся стипуляция (stipulatio), обещание предоставить приданое (dotis dictio) и торжественная клятва вольноотпущенника (promissio iurata liberti).

Стипуляция — один из древнейших цивильных контрактов, который состоял из вопроса кредитора и совпадающего ответа должника («Обязуешься дать 100?» «Обязуюсь»). Без произнесения торжественных фраз контракт не возникал, по этой причине его не могли заключать немые и глухие лица.

Древнейшей разновидностью этого контракта является sponsio, эта форма была доступна исключительно римским гражданам, тогда как стипуляция рассматривалась как договор iuris gentium, доступный и иностранцам.

В архаический и классический периоды все соглашения, за исключением реальных, консенсуальных и литеральных контрактов, заключались в форме стипуляции.

С развитием права формальные требования к стипуляции ослабевают. Так, если первоначально этот контракт мог заключаться лишь на латинском языке, то позднее требовалось, чтобы контрагенты понимали тот язык, на котором произносятся фразы. Если сначала несовпадение вопроса кредитора и ответа должника влекло ничтожность договора, то позднее признавалось возникновение обязательства в той части, в которой вопрос и ответ совпадали. Например, если контрагент спрашивал: «Обязуешься дать раба Стиха?», а ответ был следующим: «Обязуюсь передать раба Стиха или Памфила». В таком случае прибавление Памфила является излишним, должник обязан передать Стиха.

Стипуляция как абстрактный договор могла применяться для различных целей: для займа, дарения, в древнейший период и купля-продажа заключалась путем двух встречных стипуляций. Кроме того, зачастую она выступала в качестве дополнительного соглашения по отношению к иным контрактам. В этом случае стипуляция обеспечивала взыскание либо процентов, либо неустойки. Стипуляция также могла заключаться и с целью новации ранее возникшего обязательства.

Помимо добровольных, существовали еще и преторские стипуляции, совершаемые по принуждению магистрата. Например, если одно из двух расположенных по соседству зданий могло разрушиться и тем самым причинить ущерб соседнему строению, собственник принуждался дать обещание в форме стипуляции возместить возможный ущерб (cautio damni infecti).

Благодаря простоте заключения и своему абстрактному характеру стипуляция имела широкое применение. «Стипуляция, как абстрактный акт, который использовался для заключения различного рода коммерческих сделок, считается одним из самых великих изобретений римского юридического гения».
Постепенно возникает обычай для подтверждения факта заключения стипуляции составлять письменный документ (cautio), который не рассматривался как основание возникновения обязательства. Обязательство возникало лишь с момента произнесения фраз, а документ служил одним из доказательств. Но позднее именно он стал основанием возникновения обязательства; таким образом, в постклассический период стипуляция превратилась в письменный контракт.

Иск, вытекающий из стипуляции — actio ex stipulatu — относится к числу исков строгого права.

Древнейшей разновидностью литеральных контрактов являются записи в приходно-расходные книгах — codex accepti et expensi (появились в III–II в. до н. э.), позднее из греческого права были заимствованы долговые расписки — синграфы и хирографы.

В архаический период домовладыки вели книги, в которых фиксировались денежные обязательства. В приходно-расходных книгах указывался лишь размер денежной суммы, а также имя контрагента. Литеральный контракт возникал лишь в тех случаях, когда запись сделана на основании соглашения сторон. Односторонняя запись могла иметь лишь доказательственную силу, но не являлась источником обязательства. Запись в расходной книге кредитора должна соответствовать записи об акцепте в книге должника.

Литеральные контракты, как указывалось выше, являются односторонними и абстрактными. Особенностью этих договоров является то, что в результате их заключения перемещения денежных средств не происходило. Записи в приходно-расходных книгах служили либо для изменения основания обязательства, либо для замены стороны в обязательстве, то есть для новации ранее возникшего требования. В первом случае, например, долг по арендной плате фиксировался как денежный заем, при этом реального перемещения денежных средств не происходило. В результате долг из договора аренды погашался, но вместо него появлялось ничем не обусловленное (абстрактное) обязательство уплатить денежную сумму. Во втором случае, если литеральный контракт использовался для замены стороны в обязательстве, скажем, долг Люция фиксировался как долг Тиция, это приводило к замене должника в договоре. Также можно было заменить и кредитора.

Особой разновидностью этого контракта являлась nomina arcaria — договор, по которому деньги выдавались взаймы. Этот договор близок к реальным контрактам, поскольку он вступал в силу лишь с момента передачи денег.

Синграфы и хирографы отличались между собой лишь с формальной стороны: синграф описывал отношения сторон, поэтому он составлялся от третьего лица, а хирограф писался должником от первого лица.

Литеральные контракты выходят из употребления к концу классической эпохи, когда они сливаются с письменной стипуляцией.

В римском праве существовали четыре соглашения, которые не получили особого названия, но были признаны цивильным правом, вследствие чего имели исковую защиту. Поскольку эти договоры не имели названия, их называют безымянными. В Средние века два из этих договоров получили название — мена и оценочный договор.

Как утверждал Гай, в этих соглашениях имеется синаллагма, они порождают следующие эквивалентные обязательства:
— даю тебе вещь с тем, чтобы ты дал мне вещь (do ut des)
— даю тебе вещь с тем, чтобы ты совершил в мою пользу действие (do ut facias)
— совершаю в твою пользу действие, чтобы ты дал мне вещь (facias ut des)
— совершаю в твою пользу действие с тем, чтобы ты совершил в мою пользу действие (facias ut facias).

В особую группу эти контракты отнесены по той причине, что момент вступления их в силу не совпадает полностью с моментом заключения иных договоров. Они приобретают силу после того, как одна из сторон произвела исполнение, поэтому ближе всего безымянные контракты стоят к контрактам реальным, в связи с эти некоторые авторы называют их безымянными реальными контрактами. «В Юстиниановом праве при безымянных реальных договорах по вопросу о взаимных отношениях между сторонами обращают главное внимание на реальный момент (обогащение), — а не на соглашение между соконтрагентами».

Сначала сторона, сделавшая предоставление, не обладала иском для понуждения контрагента к выполнению встречного обязательства. Но поскольку имело место обогащение, его можно было истребовать назад с помощью кондикционного иска. Специальный иск для понуждения второй стороны к исполнению появляется лишь в праве Юстиниана.

По договору мены одна сторона передает вещь в собственность контрагента, который, в свою очередь, также обязуется передать вещь в собственность первого контрагента. Отличие от купли-продажи, как было отмечено, состоит не только в том, что отсутствует уплата денег, но и в самом моменте возникновения обязательства: купля-продажа, являясь консенсуальным контрактом, вступает в силу в момент достижения сторонами соглашения.

При оценочном договоре одно лицо передает другому вещь с тем, чтобы она была либо продана, и взамен были переданы деньги, либо возвращению подлежит сама вещь. В источниках содержится мало сведений об этом контракте. Считается, что распределение рисков зависело от того, кто явился инициатором продажи вещи: если собственник вещи, то риск случайной гибели или случайного повреждения остается на нем, в противном случае риск переходит на контрагента.