6.3. Визуальная психодиагностика криминальных признаков личности

В обыденном сознании бытует расхожее мнение о том, что скошенный лоб, «ястребиный» нос, тонкие «змеевидные» губы, а также татуировки, клички, жаргон, уголовная жестикуляция и пр. — неотъемлемые признаки людей, находящихся в противоречии с законом, преступников. Данная точка зрения сформировалась и продолжает существовать под воздействием идей Ч. Ломброзо, Э. Кречмера, догматов френологии, физиогномики, оттесняя процесс научного познания и заменяя его по существу предубеждением и штампом. Сказывается влияние и ряда детективных произведений, фильмов, взявших на себя роль трансформатора массового физиогномического опыта, отдельных журнальных и газетных публикаций.

Криминальные признаки личности

I блок — морфологические:

• особенности телосложения; строения лица, головы;

II блок — функциональные:

• речь (высказывания), жаргон;
• невербальное поведение (движения и действия), знаки визуального тайного общения (язык жестов, поз, мимики, взгляда);

III блок — сопутствующие:

особенности одежды, обуви; татуировки, шрамы; носильные вещи; растительные покровы на лице, голове.

При выявлении криминальной принадлежности личности по психологическим признакам в исследованиях установлена следующая иерархия их значимости.

1. Морфологические признаки

Рассмотрение признаков первого блока приводит к выводу о невысокой значимости анатомии лица, головы, телосложения при оценивании криминальной принадлежности личности. Ссылки на «узкий лоб», «приплюснутый или крючковатый нос», «маленькие глубоко посаженные, колющие глазки», «неблагородное выражение лица» и т. д. — действие не столько физиогномических, сколько национальных примет.

2. Функциональные признаки

Применительно к анализу данной группы признаков наблюдается две тенденции.

С одной стороны, в ней наблюдается процесс всемерной маскировки криминальной принадлежности частью профессиональных преступников, проявляемый в недопущении традиционных атрибутов асоциальной субкультуры, татуировок, жаргона и пр. а также здорового образа жизни (ни спиртного, ни наркотиков, занятия спортом).

Новое поколение преступников может демонстрировать семейные устои, чадолюбие, старательное выполнение рабочих («мирских») обязанностей. Бывает, что они уважаемы в глазах коллег по работе, что характерно для новой генерации «благопристойных» уголовников с «идейным» уклоном.

С другой стороны, наблюдается стремление непрофессиональных, в основном начинающих, правонарушителей к личному и групповому самоутверждению в преступном мире через сознательное и открытое подражание устоявшимся криминальным традициям.

Среди признаков функционального блока при криминологической идентификации выделяются особенности речевого поведения (высказывания):

Вербальные (речевые) признаки криминализации:

• демонстрация социальной зрелости и нравственной чистоты суждений без необходимости;

• преобладание однообразных фраз-паразитов, характеризующих умственное развитие особого рода;

• большая выразительность рук, нежели речи (постоянная помощь себе разговоре руками);

• возмущение по незначительным поводам (неадекватность реакций на безобидные слова, замечания или действия человека);

• парадоксальное сочетание в речи искренности и лживости, изворотливости и примитивизма, чувства ненависти к себе подобным и групповой сплоченности, женоненавистничества и сексуальной озабоченности при крайней нестабильности каждого из этих качеств;

• в силу отработанных защитных механизмов — завышенная самооценка, склонность считать себя, свою судьбу особенными, исключительными;

• самооправдание, выражаемое в максималистских, циничных заявлениях; типа: «преступно государство, а мы — его верные подданные»; «воруют все кто смел, дай только волю»; «все люди — враги» и пр.;

• стремление сохранить дистанцию в отношениях с сотрудником правоохранительных органов, обезличить его, видя в нем лишь определенную социальную роль, а не живого человека.

• криминализации речи. Присутствуют обращения типа «гражданин начальник», «командир», слова и выражения, свойственные жаргону. Чем их больше, чем точнее их словоупотребление, тем достовернее оценки. Засоренность речи словечками из криминального жаргона характерна для некоторых категорий современной молодежи.

Жаргон («блатная музыка», «феня»)

Употребление жаргонных слов лицами, причастными к криминальной среде, предназначено для:

• зашифровки мыслей и тем самым обеспечения живучести преступного сообщества;

• самоутверждения в преступной среде или подчеркивания превосходства сообщества преступников над другими людьми (например, в преступном сообществе все люди делятся на «гавриков», «шибздиков», «волосатиков», «дубаков», а чины милиции — на «легавых», «лягушек», «жаб», «псов», «снегирей», «клух»);

• распознавания «своих» и выделения их в особую касту по специализации (например, различаются несколько разновидностей воровской профессии: «мойщик» — вокзальный вор или лицо, обкрадывающее спящих в вагоне пассажиров, совершающее кражу у пьяных, «охотник» — нищий профессионал, «барабанщик» — квартирный вор, стуком в окно или звонком предварительно проверяющий отсутствие хозяев, «тихушник» — вор, совершающий кражи из незапертых квартир, и пр.);

• выявления лиц, имеющих намерения проникнуть в криминальное сообщество, что позволяет «изобличать» подосланных властями агентов, знающих только основы языка;

• отражения внутригрупповой иерархической структуры (по обозначению членов сообщества терминами жаргона определяются их права и обязанности, система взаимоотношений: «косматый» — главарь группы; «валет» — лицо, прислуживающее авторитетам преступного мира, «взросляк» — совершеннолетний преступник и пр.) и т. д.

При декодировании «зашифрованной речи» криминальных лиц сотрудникам правоохранительных органов приходится сталкиваться с определенными трудностями.

Во-первых, от представителей криминального мира очень трудно добиться каких-либо объяснений тех выражений и слов, которые они употребляют.

Во-вторых, отмечается постоянное обновление словаря уголовного жаргона, «удлинение» синонимического ряда входящих в него слов. Основная причина такого словотворчества — прогрессирование наркоманийной преступности, члены которой отличаются по большинству параметров от общей массы правонарушителей: уровню информированности, общей культуре, образованию, эрудиции. В связи с расцветом в стране наркоманийной преступности современный жаргон правонарушителя постоянно наполняется искаженными иностранными словами, медицинскими терминами («баядерка», «гейгерл», «гейшанка», «эвричка» и пр. — проститутка; «витамин С», «сантамария», «хромосома жирная», «яйцеклетка товаристая», «эрзац-баба» — жена, сожительница).

В-третьих, смысл жаргонного слова может преображаться в зависимости от контекста фразы, конкретной обстановки, внешних обстоятельств. Например, слово «навернуть» означает «совершить», «что-то сделать», при этом можно «навернуть скачок» — совершить кражу со взломом; «навернуть малину»

— установить тайную квартиру; «навернуть бабки»

— добыть денег; «навернуть фраера» — обмануть кого-либо.

В-четвертых, прослеживается «популяризация» среди всех слоев населения жаргонных слов и выражений. Они употребляются не только правонарушителями, но и законопослушными гражданами (хотя и в шутку, из озорства, без жиганской и воровской патетики), что вносит иногда путаницу в процесс криминологической идентификации.

Невербальное поведение (неосознаваемые, малоосознаваемые движения и действия):

• проявление настороженности, подозрительности и скрытности (взгляд сбоку — углами глаз; движения рук, закрывающие лицо; взгляд в сторону; сокрытие ладоней и др.);

• проявление нервозности (активное движение рук, в первую очередь кистей и пальцев; частое покашливание, прочищение горла; учащенное моргание; покусывание губ или ногтей; избегание взгляда; ерзанье, закрытые позы и др.);

• интенсивная жестикуляция, выразительные движения кистью и пальцами (в преступном мире, в местах лишения свободы жесты используются для безмолвного обмена информацией и связи).

• неестественная веселость или развязность, примитивная бесцеремонность (беззаботно открытая посадка — ноги или бедра широко расставлены; улыбчивость, демонстрация преувеличенного дружелюбия, когда обстановка не располагает к этому) и т. д.

• повышенная готовность к самозащите, обнаруживающаяся в постоянном и жестком самоконтроле поведения (жесты и позы самоконтроля), в мгновенной реакции на опасные ситуации;

• противоречивость поведения личности (рубашка с рукавами, когда на улице жарко, в магазине озирание по сторонам, поиск кого-то, нервозность и др.);

• наличие предметов, узлов, чемоданов в руках в ночное время или в местах, где люди редко бывают с ними; несоответствие возраста, одежды и того, что несет человек в руках, и др.;

• торопливая или излишне напряженная походка, выдающая как бы желание не обратить на себя внимание; тревожное, порывистое оглядывание назад («нет ли слежки») и по сторонам;

• применение приемов отрыва от слежки (вход в последний момент в автобус, метро и такой же выход, многочисленные пересадки на транспорте и др.);

• знаки визуального тайного общения — «ручная феня» (осознаваемое невербальное повеление). Так, подмигивание в сочетании с поглаживанием подбородка означает «подойди ко мне»; потряхивание рукой на уровне груди, напоминающее встряхивание пыли, и попеременное подмигивание — «не подходи»;

• сидение на корточках у стены; особенности ожидания (три шага в одну сторону, три другую);

• неумение в столовой пользоваться ножом и вилкой; привычка смешивать разные блюда в одно.

Специфику невербального поведения представителя криминального мира Д. С. Лихачев связывал с обрывочным, «заторможенным» характером речевого синтаксиса, с пропуском подлежащего и сказуемого. Страх произнести лишнее, выдать себя или других из-за болтливости часто не разрешается ничем. Здесь то и приходят «на помощь» телодвижения как результат разрешения напряжения в речи преступника, в среде которого к тому же не терпят многословия, где почти все понимается с полуслова, порой по одному взгляду или позе.

Конечно, не каждую из этих примет можно истолковать однозначно, но в совокупности они составляют более полную картину.

Знаки визуального тайного общения — «ручная феня» (осознаваемое невербальное повеление)

Использование знаков тайного общения особенно распространено в среде мошенников, картежников, наперсточников, проституток, преступников, отбывающих наказание в местах лишения свободы. Так, у картежных игроков для передачи информации используются наиболее естественные жесты, движения глаз и др. Знаки визуального тайного общения позволяют: передать информацию с тайным содержанием при всех, на значительное расстояние или при таких условиях, когда невозможно ее передать при помощи речи; обеспечить быстроту передачи информации; быть понятным только для определенного круга.

• Например, психологическими исследованиями установлено, что зажатый в кулаке указательный палец является индикатором скрытности человека, неуверенности в своих словах и действиях, а следователи утверждают, что при проведении очных ставок этот жест обозначает сигнал о безвыходном положении: «Обложили доказательствами». Жест, когда двумя раскрытыми ладонями изображается фигура, подобная букве «Т» — сигнал о серьезности обвинений, грозящих тюремным заключением, что на жаргоне обозначается терминами: «крышка», «амба», «крепко сел». Вращение двух указательных пальцев, направленных друг к другу, говорит о неопределенности или неуверенности в чем-либо и т. д.

• Наблюдение за глазами, жестами осужденных также является одним из способов получения весьма важной информации. Так, подмигивание в сочетании с поглаживанием подбородка означает «подойди ко мне»; потряхивание рукой на уровне груди, напоминающее встряхивание пыли, и попеременное подмигивание — «не подходи»; если шулер подмигнул левым глазом и сжал пальцы в кулак, а потом резко разжал их — означает, что у него на руках подтасованная карта и напарник может ходить «ва-банк».

• К числу опознавательных сигналов относится и условное движение пальцев. Особенно оно распространено у воров и картежных шулеров. Так, для определения «своего» в игре используются резкое, частое подмигивание и многократное соединение в кольцо большого и указательного пальцев; если напарник по игре сжал напряженно кулак — «крой всеми деньгами». Рука, сжатая в кулак при оттопыренных указательном пальце и мизинце, резко подносимая к подбородку или к горлу, означает приближение опасности и др.

Сопутствующие признаки

Среди признаков, указывающих на принадлежность лица к преступной среде, весомое место занимают татуировки («наколки», «регалки», «картинки», «прошивки»).

В психолого-юридических источниках в зависимости от содержания (тематической направленности), ценностно-функциональной значимости используемой символики все татуировки разделяют на: сигнально-обособительные, личностно-установочные, стратификационно-информационные, мифологические и культовые, антирелигиозные, уголовные, сексуально-эротические, художественно-декоративные, юмористические, сентиментальные (памятные) и профессиональные (символика различных профессий).

В настоящее время наблюдается многообразие социально-психологических функций уголовных татуировок.

• В своем содержании и локализации на различных участках тела татуировки близки преступнику по духу, его специализации, конкретному уголовному делу (могильный крест — «масть» убийцы; вытатуированный доллар — совершил ограбление; три точки у девушек на руке — воровка и т. д.);

• могут многое рассказать о вкусах их носителей (изображение женщин, рюмок, шприца и пр.);

• выдать некоторые биографические данные (МТ — Матросская Тишина, КПР — Казанский приемник-распределитель, год рождения и пр.);

• свидетельствуют о членстве в определенной преступной общности (изображение решетки, креста, карт, шприца и пр.).

• Кроме того, татуировка среди других особых примет указывает на устойчивые личностные характеристики, отражающие ее ценности, образ мыслей, установки («не встану на колени»; «не подам руку ментам»; изображение кота — беглец по натуре; изображение якоря с узлом — «завязал» и т. д.).

Тенденции, связанные с феноменом татуировок у преступников на современном этапе, заключаются в следующем:

• большинство преступников наносили татуировки, будучи еще подростками. Обычно этим отмечалось пребывание в воспитательно-трудовых колониях. Рано или поздно перед ними встает вопрос о том, как очиститься от следов «лагерной культуры».

• профессиональные преступники «новой волны» не носят на своем теле татуировок; авторитетные рецидивисты следят за тем, чтобы этого не делали молодые, перспективные в криминальном плане преступники. Причиной подобных «табу» является понимание, что татуировка — «визитная карточка» которая мешает осуществлению антиобщественной деятельности;

• молодые, начинающие преступники зачастую наносят татуировки безотносительно интерпретаций, изложенных в справочных изданиях, побуждаемые мотивами отождествления себя с преступной средой, украшательства;

• различные касты криминалитета, а также отдельные индивиды могут вкладывать свой (не одинаковый по регионам) смысл в татуировки. Подлинную семантику татуировок можно понять только в комплексном изучении конкретной личности преступника.

Сопутствующие признаки криминальной специфики

• Наличие татуировок на видимых частях тела человека (руках, кистях, пальцах, ушах, носу и пр.).
• Постоянное ношение рубашки с длинными рукавами, скрывающей татуировки;
• Манера носить кепку, надвигая ее на глаза;
• Модная в уголовной среде одежда (преимущественно спортивного покроя);
• Ношение четок, стальных крестов на цепочках.
• Наличие дорогих перстней на пальцах и др.

Однако по этим особенностям не следует делать поспешных выводов об антиобщественной сущности их обладателя, так как при выборе стиля одежды, прически, украшений и т. д. нередко сказывается влияние множества не зависящих от индивида факторов (социальная мода, рабочая обстановка, материальные возможности и пр.).